О творчестве Куприна » Волков А.А. Творчество А. И. Куприна
    » Глава 1. Ранний период

Правдиво изображая деревню, показывая, как рушатся ее «устои» под натиском капитализма, эти писатели тем самым, хотя и в разной степени, противостояли народническим доктринам. Вот почему Плеханов, выступивший в 80-х годах против идеологов народничества, опирался на объективные свидетельства о жизни современной деревни таких писателей, как Глеб Успенский, Н. Каронин, Н. Наумов. Объективные картины, нарисованные этими художниками, подтверждали правильностьвзглядо в русских марксистов на деревню и пути ее развития.

И в 80-е ив 90-е годы главенствующим направлением оставался критический реализм, воплощавший лучшие свободолюбивые традиции русской литературы. В эти годы много и плодотворно работал Л. Толстой, в полном расцвете своего таланта находились Чехов и Короленко. Именно из рук этих последних великих представителей критического реализма должен был принять и высоко поднять знамя русской классической литературы А. М. Горький — основоположник социалистического реализма. Против революционных идей в это время выступали преимущественно второстепенные и третьестепенные, давно забытые теперь писатели, создававшие такназываемуюмещанскуюбеллетристику.

«Как и на Западе, — говорил А. М. Горький на Первом Всесоюзном съезде советских писателей,— наша литература развивалась по двум линиям: линия критического реализма — Фонвизин, Грибоедов, Гоголь и т. д. до Чехова, Бунина, и линия чисто мещанской литературы — Булгарин, Масальский, Зотов, Голицынский, Вонлярлярский, Всеволод Крестовский, Всеволод Соловьев до Лейкина и Аверченко и подобных»^<1>.

Именно к последней группе относятся многочисленные «мелкотравчатые» беллетристы 80-х годов. Эта мещанская литература, полностью отказавшаяся от обличения и критики, своей проповедью «малых дел» и «реабилитации действительности» утверждаласуществующийсоциальныйстрой. Защитницей и поборницей такой литературы выступала «Неделя» Гайдебурова. «Новое поколение родилось скептиком, — утверждала «Неделя». — Идеалы, которыми жили его отцы и деды, оказались бессильными над ним. Оно смотрит прямо в лицо действительности, без цветных очков идеализма. Оно не чувствует ненависти и презрения к обыденной человеческой жизни, не понимает и не признает обязанности человека быть непременно героем, не верит в возможность идеальных людей». Это новое поколение признает только действительность, в которой ему суждено жить, оно «прониклось сознанием того, что все в жизни вытекает из одного и того же источника — природы, все являет собою одну и ту же тайну бытия, все одинаково прекрасно для свободного художественного созерцаниямира»^<2>.

Беллетристы «нового литературного поколения», питавшие особую склонность к разработке проблемы «отцов и детей», дискредитировали лозунги и традиции «отцов». Этим активно занимались и публицисты «Недели» — Я. Абрамов и Ю. Говоруха-Отрок, выступавшие уже откровенными апологетами ренегатства. Но и тогда, когда проповедь либерального культуртрегерства и «малых дел» не сопровождалась явной дискредитацией революционных принципов, она все равно неизбежно обнаруживала свой реакционный смысл.

В эти же годы количественно растет и «теоретически» обосновывается натуралистическая и декадентская литература. Натурализм и декадентство близки друг другу по тем реакционным задачам, которые они выполняли. Отвлечение общественных устремлении от освободительной борьбы — вот основа их программ. Покровительством правящих классов пользуются натуралисты — Потапенко, Боборыкин. Все громче звучат голоса декадентов — Минского, Сологуба, Мережковского, Гиппиус и других. В 1893 году один из теоретиков зарождающегося символизма, Мережковский, выступил с манифестом декаданса — «О причинах упадка и оновых течениях современной русскойлитературы».

В качестве «главных элементов» нового искусства Мережковским были провозглашены мистическое содержание, возвращение к богу, к «божественному идеализму», примирение с «Непознаваемым». Нетрудно заметить в этих лозунгах попытку перенесения на русскую почву теоретических построений западно европейского декаданса.

В ряде стран Европы в 90-е годы совершился более или менее значительный поворот от реализма к реакционному романтизму. Далекая, таинственная, несбыточная любовь, любовь, возведенная на алтарь для религиозного поклонения, отторгнутая от живых радостей здоровой чувственности, а иногда, напротив, бесстыдно профанируемая, обнажаемая и уродливая, становится одним из основныхмотивовэтогомистическогоромантизма.

В Италии д'Аннунцио, впоследствии певец фашизма, в Германии Леопольд Адриан и другие, в Норвегии Арне Гарборг, Кнут Гамсун, в Бельгии Метерлинк, во Франции Катюль Мендес, Гюисманс и т. д. выступили глашатаями мистического искусства, уютногоубежищадля людей, не способныхи не склонных к социальной борьбе.

Начинающему писателю Куприну необходимо было разобраться в этой сложной борьбе идей и настроений, утвердиться в жизни, определить свою дорогу. Его поддерживало в этих исканиях и блужданиях глубокоз аложенное в нем здоровое, светлое, «эллинское» начало, о котором рассказывает дочь писателя, Ксения Куприна: «Он был на редкость здоровым человеком, здоровым не только физически, но и нравственно. Он страстно любил жизнь со всей ее красотой, со всеми ее цветами и звездами, радостями и горестями... Недаром любимейшим его поэтом был светлый и гармоничный Пушкин...»^<3>.

Куприн стремился на простор большого, реалистического искусства. И если мы сравним с «Последним дебютом» написанную всего лишь три года спустя повесть «Впотьмах», мы заметим, как упорно овладевает Куприн искусством портретных характеристик, реалистического раскрытия внутреннего мира персонажей, как упорно ищет он свой стиль.

Повесть состоит из двух, в сущности, разнородных частей. Первая в основном реалистична, в ней ощущается влияние Чехова. Сценка проводов на вокзале инженера Аларина людьми, почти ничего общего с ним не имеющими, написана в чеховской сдержанно-иронической и лапидарной манере. В такой же манере обрисованы инженер Аларин, проходимец Курковский — характерные представители буржуазной среды, носители буржуазной морали.

Но вот возникает тема любви. С этого момента Куприн нагнетает атмосферу роковой страсти, бросающей человека в бездну темных, всесильных инстинктов. Именно потому характеристика одного из основных героев повести — заводчика Кашперова — двойственна. Вначале Кашперов изображен в реалистических тонах, его облик крупного собственника, привыкшего повелевать, раскрывается довольно выразительно в бытовом плане. Но в дальнейшем образ приобретает черты демонического злодея или окрашивается в мелодраматические тона.

«А теперь перед ним, как живой, стоял нежный образ бледной девушки, с синими прозрачными глазами и пленительным голосом, и он не знал, как к нему приступиться, с чего начать.

— Нет, врешь, я тебя пересилю, — озлобленно шептал уже на рассвете Кашперов, весь охваченный взрывом запоздалой любви, — я заставлю тебя. Пусть ты чиста, я в тебе разбужу такие инстинкты, в которых ты сама себя не узнаешь».

Во время беседы с Зинаидой Павловной Кашперов «весь задрожал от внезапного прилива жгучей ревности. Губы его закривились злобной улыбкой». Потом с ним «произошло что-то совсем необыкновенное», «он сразу понял и перечувствовал на себе всю гнусную жестокость, всю неуместность своего озлобленного издевательства», инаконец «судорожныерыданиявырвалисьизегогруди».

«Простите... Простите меня, — задыхаясь и захлебываясь, воскликнул Кашперов,— дорогая моя! Я точно палач, точно убийца... Как я мог? Вы... святая... святая...» От этого истерического раскаяния один шаг до самоубийства, которое и совершает Кашперов.

В повести, если можно так выразиться, зарождалась интересная тема — тема пробуждения подлинно человеческого в дурной, извращенной социальными условиями личности. Но тема эта не нашла убедительного решения. Наряду со страницами, отличающимися простотой, точностью и выразительностью языка, многие страницы отталкивают манерной красивостью, мелодраматичностью, неестественностью поведения героя, аффектированным стилем. В ту пору Куприн еще не мог органически связать психологический анализ с реальной жизнью и был не свободен от литературных реминисценций. Элементы надрыва, мотив непостижимой и болезненной страсти — все это навеяно философией декаданса. Разумеется, она была чужда характеру купринского таланта — жизнерадостного, здорового, земного. К счастью, Куприн очень скоро понял это и в поисках вдохновения обратился к опыту собственной жизни и изучению окружающей действительности^<4>.

Колеся по стране, Куприн сталкивался с представителями разных классов и слоев русского общества. Это дало ему возможность позднее создать колоритные и правдивые картины социальной жизни. В годы скитаний Куприн немало видел «свинцовых мерзостей», против которых гневно восставал его великий современник — А. М. Горький. Однако для социально-обобщенного изображения мещанства и осуждения его, а также для углубленного показа «дна» жизни у Куприна не было в то время достаточно отчетливой идейной перспективы.

Нелегко выявить идейную направленность первых произведений Куприна, столь калейдоскопично его творчество этого периода. Несомненно одно — любовь к человеку, стремление видеть его свободным и счастливым составляют основу его идейных и эстетических исканий.

Герои Куприна стремятся к любви и красоте, но обрести прекрасное в жизни, где царят пошлость и духовное рабство, они не могут...