Многие из них не находят счастья или гибнут в столкновениях с враждебной средой. Но всем своим существованием, всеми своими мечтами они утверждают мысль о возможности счастья на земле. В таких произведениях, как «Олеся» и цикл рассказов об армейской жизни, разлит свет любви к человеку и к величественной красоте природы, восторг перед которой иногда принимает характер пантеистического поклонения.
Резкое противопоставление двухмиров, светлого и темного, — существенная черта произведений молодого Куприна. Однако, отвергая настоящее, он ищет свободное и прекрасное не в борцах за счастье народа, а в людях, не тронутых цивилизацией. Смутность социальных воззрении Куприна приводила его к заключениям, близким утопизму Ж.-Ж. Руссо.
Как бы то ни было, раннее творчество Куприна в основном своем русле продолжает традиции критического реализма. Куприн изображает своего героя в типических обстоятельствах, обличает пороки общества, построенного на основе социальной иерархии, общества, в котором простому человеку трудно жить. Для молодого художника был неприемлем социальный уклад, который подавляет человеческие чувства, противоречит естественному праву человека на счастье. В рассказах Куприна дается изображение человека с нормальной психикой, оказавшегося в ненормальных жизненных условиях. Писатель непримирим ко всем видам деспотизма, к малейшему посягательству наестественные права человека. Это проявилось и в разработке вечной темы, столь интересовавшей Куприна. Он показывает, что любовь становится трагичной или искаженной, потому что она приходит в столкновение с «устоями» эксплуататорского общества, с предрассудками касты. В ряде ранних рассказов Куприна тема любви разрабатываетея в духе обличения фальши и продажности буржуазной семьи и сопутствующих ей адюльтера и «треугольника» («Марианна», «Страшная минута», «Сказка», «На разъезде», «Без заглавия», «Игрушка»). Иногда возвышенное стремление (например, в рассказе «Святая любовь») одного из героев сталкивается с пошлостью, фальшью другого.
Куприн обнаруживает большую способность к художественному перевоплощению, «вхождению» в образ, что позволяло ему создавать живые характеры и с глубокой правдивостью передавать сложный ход мыслей и переживаний своих героев. Сила Куприна-художника обнаружилась в раскрытии психологии людей, поставленных в различные жизненные обстоятельства, особенно такие, в которых проявляется мужество, благородство, сила духа. Однако порой он склонен углубляться в дебри патологической психики, изучать сложные изгибы исковерканной, больной души. Хорошо, когда художник, проникая в сущность патологической психики, выясняет ее социальный генезис. Ошибка начинается тогда, когда свойства больной психики выдаются за извечное начало души человека с ее якобы трансцендентными законами, не поддающимися контролю и управлению со стороны разума. Подобные психологические эксперименты мы видим в рассказах «Ясь», «Безумие», «Забытыйпоцелуй», «Странныйслучай».
В рассказе «Психея» Куприн с большим поэтическим темпераментом, хотя и в отвлеченной, фантастической форме, воспел силу вечной красоты, противопоставив ее грязной и жалкой действительности. К сожалению, и в этом рассказе дают себя знать психопатологические и мистические мотивы, свидетельствующиеовлияниидекаданса.
* * * * *
По мере того как Куприн всвоих многообразных творческих исканиях преодолевал умозрительность и отвлеченность, все более отчетливо оформлялась главная идейно-художественная тенденция молодого художника, сближающая его с традициями критического реализма.
Уже в раннем творчестве Куприна сказались ненависть к буржуазной пошлости, мечта о жизни, достойной человека. В этом Куприн был идейным преемником Чехова. Проводя параллель между героями Чехова и Куприна, В. В. Воровский писал:
«Люди живут в серой, нудной, пошлой обстановке, убивают все свои силы на какую-то неинтересную и ненужную работу, всю жизнь бьются и материально и морально как рыба об лед — без тени надежды, без проблеска веры в лучшее будущее — и для чего? Для того только, чтобы наплодить таких же серых, нудных, пошлых двуногих, которых ждет та же серая, нудная, пошлая жизнь.
Этот ужас бессмысленности жизни и составляет основной, исходный материал у обоих писателей. От него отправляются они и в изображении современной действительности и в построении будущих перспектив»<1>.
От живых и метких, но недостаточно социально заостренных и углубленных зарисовок к критическому осмыслению и воссозданию социальных явлений — такова основная закономерность в развитии Куприна-художника.
Меткость рисунка, сочность красок отличают серию «Киевские типы», в которой проявились большая зоркость и наблюдательность Куприна. Содержание очерков значительно шире объединяющего их заглавия. Буржуазные критики отмечали это как недостаток, им хотелось, чтобы Куприн ограничился забавными этюдами.
Газета «Киевское слово» в предисловии к очерку «Вор» «оправдывалась» перед читателями: «После почти годового перерыва мы решаемся предложить новую серию «Киевских типов»... На этот раз, чтобы избежать упреков в том, что некоторые из наших очерков носили, так сказать, всероссийский характер, мы постараемся не выходить из сферы киевской жизни с ее особенностями и жаргоном».
Очерки Куприна действительно имели «всероссийский» характер, и в этом как раз была их сила. Наиболее значительные из них: «Студент-драгун», «Лжесвидетель», «Босяк», «Вор», «Художник», «Доктор», «Ханжушка».
Тематически «Киевские типы» можно разделить на две основные группы зарисовок: одна из них — портреты представителей мелкой буржуазии, портреты, в которых без всякого шаржа и утрировки, но сатирически остро показаны черты обывательщины и мещанства; другая группа — портреты босяков и деклассированных людей, промышляющих кто чем может.
Очерк «Студент-драгун» был напечатан в «Киевском слове» в 1895 году и имел значительный успех, объяснявшийся исключительной меткостью образной характеристики. В студентах-белоподкладочниках, сынках богатых родителей, было воплощено все духовное убожество буржуазной среды. Щегольски затянутые в новенькие мундиры, рисуясь военной выправкой, эти представители золотой молодежи бездельничали, развратничали, играли целыми днями на бильярде. Их чванливость была равна их невежеству.
Студенты-белоподкладочники, именовались ли они, как в Киеве, студентами драгунами или, как в Петербурге, студентами-гвардейцами, были типическим явлением в то время. Отсутствие общественных интересов у «отцов» должно было неизбежно способствовать культивированию самого низкопробного снобизма у «детей», вырабатывать из них никчемных себялюбцев. Именно такого рода выводы диктовались художественной логикой очерков «Студент-драгун» и «Будущая Патти».
В других очерках об «имущих» — «Доктор», «Квартирная хозяйка», «Заяц» и «Художник» — проходит вереница людей, все мелочное существование которых подчинено одной задаче — «выколачиванию» денег; людей, у которых нет и тени любви к своей профессии или своему делу. Так, в очерке «Доктор» Куприн вскрывает психологию буржуазного врачевателя, преследующего цели, посторонние науке, чуждые тому гуманизму, который вдохновлял настоящих тружеников (впоследствии Куприн расскажет о «чудесном докторе» — Пирогове). В очерке «Художник» писатель иронизирует над фальшью и пустотой декадентского искусства.
Уже киевские этюды Куприна дают нам представление о некоторых характерных особенностях его творчества. Как и многие художники, он был склонен перед созданием больших полотен рисовать фрагменты, имеющие, однако, самостоятельное значение. Особенно поражает в купринских фрагментах внимание к деталям, исключительная добросовестность в воспроизведении фактов, иногда почти протокольная точность описаний. Иного писателя подобный метод мог бы привести к копанию в «мелочах жизни», к натурализму, но у Куприна детали группируются так, что образуется резкий контраст между мраком и светом; в этих деталях он показывает гнетущие будни своего времени, вскрывает нелепые противоречия социального бытия.
Изуродованная человеческая личность предстает перед нами в образах людей, выброшенных за борт буржуазного общества (очерки «Босяк», «Вор», «Лжесвидетель» и др.). Эти образы предваряют галерею исковерканных жизнью людей, нарисованных в позднейших произведениях Куприна.
В те же годы, когда Куприн создавал свои «Киевские типы», о людях «дна» писал А. М. Горький. Художник-революционер, выступивший как выразитель протеста, нараставшего в народных массах, Горький стремился выявить в босяках свободолюбие, смелость, силу. Он противопоставлял эти качества «отверженных» «добродетели» мещан, фальши и звериному эгоизму буржуазного общества. Значительно позднее Горький говорил о том, что именно заставило его обратиться к изображению жизни босяков. Босяки были для него «необыкновенными людьми», потому что они, «люди «деклассированные»—оторвавшиеся от своего класса, отвергнутые им, — утратили наиболее характерные черты своего классового облика... Я видел, что хотя они живут хуже «обыкновенных людей», но чувствуют и сознают себя лучше их, и это потому, что они не жадны, не душат друг друга, не копят денег»<2>.
Для горьковских босяков характерны поиски правды, поиски смысла жизни. Их протест, как отмечал Горький, был очень далек от сознательной революционности. Изображая босяков, Горький всякий раз подчеркивал, что они не способны к активному вмешательству в жизнь, к ее преобразованию, что они стремятся разрушать, а не созидать. Не идеализируя босяков, писатель вместе с тем показывал их как бунтарей, не желающих подчиняться законам эксплуататорского общества, как людей, отбросивших предрассудки этого общества и выше всего ценивших свободу.
У Куприна в зарисовках «отверженных» нет этого горьковского углубления в характер. Его прежде всего привлекает живописность, красочность, необычность этих людей. Он любовно коллекционирует типы «отверженных». Описывая воров, он добросовестно перечисляет все отрасли этой древней «профессии». Он пишет о лжесвидетелях и останавливается на различных категориях этих неофициальных, но обязательных представителей царского «правосудия». Он рассказывает нам о разновидностях нищих («Стрелки»), маклеров («Заяц»), богомолок («Ханжушка»), торговцев порнографическими открытками («Поставщик карточек»), рассказывает спокойно, без негодования. Автору «Киевских типов» не чуждо стремление позабавить читателей. И тем не менее все «коллекционируемое» превращается в обвинительный материал против буржуазного общества.
<1> В. В. Воровский. Литературно-критические статьи. М., Гослитиздат, 1956, стр. 276—277.
<2> М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах,т. 24. М., Гослитиздат, 1953, стр. 496.
|