Куприн Александр Иванович
 VelChel.ru 
Биография
Хронология
Галерея
Семья
Фильмы Куприна
Памятники Куприну
Афоризмы Куприна
Повести и романы
Рассказы
Хронология рассказов
Переводы
Рассказы для детей
Сатира и юмор
Очерки
Статьи и фельетоны
Воспоминания
О творчестве Куприна
  Воровский В.В. Куприн
  Волков А.А. Творчество А. И. Куприна
  Кулешов Ф.И. Творческий путь А. И. Куприна. 1883—1907
  … Глава I. В ночь после битвы
  … Глава II. Неосуществленное — «Яма»
  … Глава III. К новому подъему
  … Глава IV. Писатель и война
  … Глава V. В дни великих потрясений
… Глава VI. В дали от Родины
  … Глава VII. Дома
  … Хроника жизни творчества А. И. Куприна
  Паустовский К. Поток жизни
  Ходасевич В.Ф. «Юнкера»
Об авторе
Ссылки
 
Куприн Александр Иванович

О творчестве Куприна » Кулешов Ф.И. Творческий путь А. И. Куприна. 1883—1907
    » Глава VI. В дали от Родины

Глава VI. В дали от Родины

Резкую черту под всей предыдущей жизнью Куприна подвели события 17 октября 1919 года. В этот день белая армия Юденича захватила Гатчину, где жил тогда Куприн. Как он отнесся к приходу белых? Его поведение было противоречиво. Первым его душевным движением был энергичный протест против жестокости белогвардейцев в отношении жителей Гатчины — и русских, и в особенности евреев. Есть об этом интересное свидетельство М. С. Маргулиеса — автора изданной в Берлине книги «Год интервенции» (1923). Сообщая о том, что офицеры Юденича «усиленно расстреливали евреев», он пишет: «Куприн рассказывает, что его усилиями был предупрежден в Гатчине еврейский погром, который собирались учинить белые»<1>. Уточняя этот факт, сам Куприн в рецензии на книгу Маргулиеса писал, что он действительно составил тогда текст прокламации о недопустимости грабежа населения и насилий над ним, и эта прокламация была по его настоянию подписана генералом Паленом, напечатана в редактируемой Куприным газете и «затем расклеена по столбам»<2>. Много лет спустя жена писателя Елизавета Морицевна подтверждала, что в день захвата Гатчины белыми «по городу был расклеен приказ, написанный Куприным», в котором говорилось, что «погромщики будут подвергнуты серьезному наказанию»<3>.

Такова одна сторона жизни и деятельности Куприна в захваченной белыми Гатчине. Но было в поведении писателя и нечто такое, что легло темным пятном на его имя. В штабе армии Юденича было решено создать в Гатчине «прифронтовую газету».

Куприну была предложена должность редактора. Утром 18 октября Куприна отвезли в штаб и там генерал Глазенап, являвшийся генерал-губернатором захваченных белыми областей, предложил ему редактирование газеты, которую условились назвать «Приневский край». Руководителем и непосредственным начальником Куприна тут же был назначен генерал П. Краснов. От редактирования газеты Куприн не отказался. Трудно сказать, чем он руководствовался в сложившихся обстоятельствах. Возможно, что ему льстила надежда иметь «свою газету», об издании которой он безуспешно хлопотал целый год; могла тут быть и личная обида (ведь он, как выше говорилось, однажды был допрошен в ЧК). Чтобы там ни было, очевидно одно: Куприн смалодушничал. Свойственная ему шаткость политических убеждений, порою граничившая с идейной беспринципностью, на этот раз завела Куприна в стан ярых врагов революции.

Как вспоминал потом писатель, во время разговора о газете генерал Глазенап спросил его:

«— А все-таки: когда же мы увидим первый номер?

— Завтра утром,— брякнул я и, признаться, прикусиля зык.

Генерал Глазенап весело рассмеялся:

— Это по-суворовски!

Генерал Краснов поглядел на меня сквозь золотое пенсне с чуть заметной улыбкой. Я поспешил оговориться <…> Генерал Глазенап сказал:

— Словом, я передаю вас генералу Краснову.

<...> Ровно в 2 ч. дня 19 октября, т. е. через 28 часов, я выпустил в свет 307 экземпляров первого номера „Приневского края“»<4>.

Столбцы «Приневского края» заполнялись путаной, противоречивой, нарочито лживой информацией о положении в советском Петрограде и на фронтах гражданской войны. Так, в день взятия Красной армией города Тобольска газета сообщала, будто «Колчак разбил красных и взял 33 000 пленных и 5000 вагонов».

Читателям из числа офицеров войск Юденича и гатчинских жителей внушалась мысль о том, что «Советская власть переживает роковые дни», ибо, дескать, Деникин «подходит к Москве», и «один фронт прорывается за другим». Одна из передовиц газеты в пророческом тоне возвещала, что «в ближайшие дни Петроград будет занят нами <т. е. Юденичем — Ф. К.>, а Москва Деникиным», что «спасение близко — скоро», что для этого надо только поднатужиться: «И социалисты, и кадеты, и монархисты — все должны объединиться, чтобы спасти Россию»<5>. Немало в этих писаниях содержалось клеветы.

Конечно, далеко не все в «Приневском крае» принадлежало перу Куприна. Ежедневно газета помещала статьи П. Краснова, выступавшего под псевдонимом «Гр. Ад». Многое печаталось наперекор воле и убеждениям писателя, по настоянию штабных генералов. По всему видно, что газета велась редактором незаинтересованно, небрежно. В подборе и оформлении материала заметна торопливость и нервная спешка: газета выглядела как бы механически склеенной из официальных приказов военного командования, не очень грамотных статей, сообщений с фронта и случайных заметок «на злобу момента», крикливых и холодно-фейерических. Газета была малограмотной не только в политическом отношении, но и в прямом значении этого слова. Чувствовалась разбросанность мыслей редактора, душевная его смятенность.

Это объясняет поведение Куприна, но нисколько не оправдывает его, не снимает с него ответственности за сотрудничество с белогвардейцами, которое, не являясь заранее рассчитанным актом борьбы с Советской властью, объективно было резко враждебно революции, народу, большевикам. Редактирование белогвардейского листка, в сущности, явилось началом того рокового для Куприна политического заблуждения, за которым последовала цепь других, когда он оказался в эмиграции.

При штабе армии Юденича Куприн, по его словам, служил 14—15 дней<6>. После поражения, понесенного 26 октября в боях в районе Пулковских высот, армия Юденича продержалась еще немного времени, а 3 ноября «оставила без боя город Гатчину»<7>. Войска белых обратились в беспорядочное бегство в сторону Выборга и Нарвы.

Куприн в это время жил в Гатчине один, без семьи, потому что незадолго перед тем его жена Елизавета Морицовна вместе с дочкой Ксенией уехала в Ямбург (нынешний Кингисепп в Эстонии) для закупки продуктов. Встревоженный происходящим и обеспокоенный за судьбу семьи, утром 3 ноября Куприн покинул свой гатчинский дом, как оказалось, навсегда. С имуществом он расстался без сожаления: «Мне,— писал он впоследствии,— совсем не жалко погибшей для меня безвозвратно в России собственности: дома, земли, обстановки, мебели, ковров, библиотеки, картин, уюта и прочих мелочей. Еще в ту пору я понял тщету и малое значение вещей, сравнительно с великой ценностью простого ржаного хлеба»<8>. Жаль было оставлять в пустом доме литературный архив, но — делать нечего! — Куприн покинул и его<9>. Единственное, что все же захватил с собою Куприн, это — небольшой чемоданчик, в который были вложены фотографии Толстого и Чехова, томик Пушкина и еще кое-что.

Путь Куприна из Гатчины в эмиграцию лежал через Ямбург, Нарву и Ревель. Об этом он упоминает в неопубликованной статье начала 20-х годов<10>. В толчее и всеобщей сумятице Куприну посчастливилось разыскать в Ямбурге жену и дочь.

Встреча с ними не много смягчила мрачное, угрюмое настроение. Однако и после этого Куприна долго не покидали чувства растерянности и беспокойства. Что делать далее? Как поступить: идти с потоком беженцев на чужбину или повернуть назад, домой? Но как после всего происшедшего отнесутся к нему большевики? Все было неясно, спутанно. Боязнь ответа за службу у белых удерживала Куприна в Ямбурге. Нелепые слухи о «кровавых зверствах» чекистов не давали ему покоя. Хотелось переждать, собраться с мыслями. Тем временем белые войска и беженцы двигались в Нарву. На короткое время Куприн опять потерял семью, но через несколько дней оказавшись в Ревеле, встретил там жену и дочь и уже больше не расставался с ними.

22 ноября 1919 года Куприну был выдан в Ревеле временный паспорт, подписанный «начальником консульского отдела правительства Северо-Западной России»<11>. С этим документом Куприн, его жена и дочь Ксения в конце ноября пароходом пересекли Финский залив, прибыли в Гельсингфорс и поселились там на временное жительство.

В записной книжке Куприна имеется короткая пометка, помогающая понять его душевное состояние: «Финляндия. Гельсингфорс. Порт, ветер, суда. Тоска»<12>.

Ощущение тоски по русской земле, чувство разлада с самим собою отныне не покинут Куприна во все дни его финской и парижской эмигрантской жизни. Уже в середине января 1920 года Куприн жалуется И. Репину на испытываемый им острый «голод по родине»: «Никогда еще, бывая за границей, я не чувствовал такого голода по родине. Каждый кусок финского smorgas'а становится у меня поперек горла»<13>. Ему «всем сердцем» хочется опять в Россию, жить среди народа, слушать русскую речь, разговаривать «с половым из Любимовского уезда, с зарайским извозчиком, с тульским банщиком, с володимирским плотником, с мищевским каменщиком». Он пишет из Гельсингфорса: «Я изнемогаю без русского языка! <...> Вот когда я понял ту загадку, почему и Толстой, и Пушкин, и Достоевский, и Тургенев ... так хорошо признавали в себе эту тягу к языку народа и к его непостижимой, среди грубостей, мудрости»<14>.

Это значило — «ум с сердцем не в ладу». Сердцем он тянулся домой, на родину, а ум находился в цепком плену предубеждений в отношении Советской власти. Ему казалось, что политика и практика большевиков враждебны народу, что народ русский — сам по себе, а большевики — сами по себе, и он, с неизменным восторгом отзываясь о народе, позволял себе необоснованно резкие суждения по адресу тех, кто будто бы «узурпировал» власть в России. С одной стороны, некоторая боязнь большевиков, а с другой — обида на них, в причине которой он не давал себе ясного отчета, удерживали Куприна в эмиграции и толкали его на печатные выступления против новых порядков на его родине.


<1> Маргулиес М. С. Год интервенции — Берлин, 1923 — Кн. 3 — Стр. 119.
<2> ЦГАЛИ, ф. 240, оп. 3, ед. хр. 9.
<3> Вержбицкий Н. Встречи — Москва, 1978 — Стр. 112—113.
<4> Куприн А. И. Купол св. Исаакия Далматского — Стр. 63—64.
<5> Цитата по: Демьян Бедный. История одной беспартийной газеты // Известия ВЦИК — 1919 — 16 ноября — № 257.
<6> Куприн А. И. Куполсв. Исаакия Далматского — Стр. 66.
<7> Героическая оборона Петрограда в 1919 году — Ленинград, 1959 — Стр. 397.
<8> Куприн А. И. Купол св. Исаакия Далматского — Стр. 17.
<9> Как сообщила М. К. Куприна-Иорданская в письме к автору этих строк, после ухода Куприна из Гатчины «все, что было в его доме, подверглось расхищению и порче, а то, что уцелело из книг, бумаг и фотографий <...>, было передано Пушкинскому дому в Ленинграде» (письмо от 25 февраля 1951 года).
<10> ЦГАЛИ, ф. 240, оп. 3, ед. хр. 11.
<11> Этот паспорт хранится в архиве А. И. Куприна в фондах ИРЛИ.
<12> Архив Куприна (ИРЛИ).
<13> Ленинградский альманах — 1958 — № 14 — Стр. 202.
<14> А. И. Куприн о литературе — Стр. 250
Страница :    << [1] 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 > >
Алфавитный указатель: А   Б   В   Г   Д   Ж   З   И   К   Л   М   Н   О   П   Р   С   Т   У   Ф   Х   Ц   Ч   Ш   Э   Ю   Я   #   

 
 
     © Copyright © 2024 Великие Люди  -  Александр Иванович Куприн