«Здесь каждый вечер, уже много лет подряд, играл на скрипке для удовольствия и развлечения гостей музыкант Сашка—еврей, кроткий, веселый, пьяный, плешивый человек с наружностью облезлой обезьяны, неопределенных лет. Проходили года, сменялись лакеи в кожаных нарукавниках, сменялись поставщики и разносчики пива, сменялись сами хозяева пивной, но Сашка неизменно каждый вечер к шести часам уже сидел на своей эстраде со скрипкой в руках и с маленькой беленькой собачкой на коленях...»
В рассказе «Гамбринус» два главных героя — Сашка-музыкант и пестрая толпа, посетителей пивной. Между этими двумя образами — индивидуальным и собирательным — существуют глубокие внутренние связи. Перед описанием шумной и яркой жизни «Гамбринуса» художник, как бы расширяя рамки повествования, рассказывает о повседневном труде, нравах и характере рабочего люда, который приходит в кабачок, чтобы на время забыться от всех своих мытарств. Люди сильные и мужественные, занятые тяжелым и опасным трудом, любящие «прелесть и ужас ежедневного риска», ценящие выше всего «силу, молодечество, задорихлесткость крепкого слова»,— такими предстают посетители кабачка, слушатели и поклонники музыканта Сашки.
Чудаковатый музыкант, развлекающий народ в Гамбринусе,— самородок, талантливейший артист, но тяжкая несправедливость жизни загнала его в «пивное подземелье», лишила его возможности в полной степени проявить свое дарование.
В образе Сашки Куприн хотел показать, как за уродливым и внешне жалким обликом могут скрываться мужественное сердце и большая душа. Характер музыканта формировался в приспособлении к окружающей среде. Сашка вынужден постоянно прикрывать свою печаль маской веселого фиглярства, клоунады. Писатель ничего не рассказывает о личной жизни Сашки, но одна деталь раскрывает ее полнее, чем это могли бы сделать подробные описания. На коленях скрипача всегда ютится маленькая собачка, к которой он проявляет чувство трогательной привязанности. Оба они — человек и животное — одиноки на свете. Но красноречивей всего говорит о натуре Сашки отношение к нему простого народа.
Трудовой люд идет в Гамбринус ради Сашки, потому что для каждого у него есть песня, в которой могут излиться и тоска и радость. Коротенькие и быстро меняющиеся сцены динамичны и отличаются психологической точностью. Вот кто-то кричит: «Сашка, «Марусю»!» Вот какая-то женщина «легкого поведения», кокетничая и заискивая перед Сашкой, просит: «Сашечка, вы должны непременно от мене выпить... Нет, нет, нет, я вас просю. И потом сыграйте куку-вок». В этой фразе очень характерно проявляется знание Куприным жаргонов. Посетители дергают Сашку, теребят его, в гуле голосов сливаются различные требования, и Сашка, разрываемый на части, спешит удовлетворить желания всех. Он играет восточные песни, итальянские народные куплеты, хохлацкие думки, еврейские свадебные танцы, негритянские мелодии...
В водовороте людских чувств, который бурлит вокруг Сашки, в калейдоскопической смене жанровых сценок особенно останавливают внимание две картины. Они написаны более обстоятельно и законченно, и в них своеобразно отразились социальные привязанности Куприна.
Первая из этих картин — рыбаки в Гамбринусе. В годы, когда усилился духовный распад среди интеллигенции, Куприн обращался к людям труда. Одновременно с «Гамбринусом» Куприн начал писать серию очерков о рыбаках, с которыми он близко сошелся во время своего пребывания в Севастополе и Балаклаве. Писателя волновала поэзия труда, суровая красота простых и честных душ. И в рассказе «Гамбринус» сцена рыбацкого кутежа воспроизводится писателем не только ради ее своеобразного колорита, радующего глаз художника. Главное для него — раскрыть душу людей, так часто рискующих жизнью ради куска хлеба, людей, огрубевших в тяжелом труде, но сильных и цельных.
Удачно избежав опасности, рыбаки охвачены «бешеной жаждой жизни». В Гамбринус они «вламывались огромные, осипшие, с красными лицами, обожженными свирепым зимним норд-остом, в непромокаемых куртках, в кожаных штанах и в воловьих сапогах по бедра, в тех самых сапогах, в которых их друзья среди бурной ночи шли ко дну, как камни». «...Иногда они плясали, топчась на месте, с каменными лицами, громыхая своими пудовыми сапогами и распространяя по всей пивной острый соленый запах рыбы, которым насквозь пропитались их тела и одежды». Душевное состояние рыбаков прекрасно понято Сашкой. Именно здесь проявляется глубокая связь этого талантливого артиста с людьми, созвучие его души с их душами, благодаря которому он так полюбился завсегдатаям кабачка. Он играет им «ихние рыбацкие песни, протяжные, простые и грозные, как шум моря, и они пели все в один голос, напрягая до последней степени свои здоровые груди и закаленные глотки». Играя рыбакам, Сашка, хорошо знавший «образ их тяжелой, отчаянной жизни», чувствует в душе своей «какую-то почтительную грусть».
Вслед за этой сценой следует другая сцена — танец английских моряков. Здесь еще более отчетливо выявлено воздействие труда на формирование эстетического вкуса человека. Английские матросы танцуют джигу, имитирующую работу на отплывающем паруснике. Весь этот танец в его возрастающей динамике живо описан художником.
Английским морякам Сашка играет их национальный гимн, и они, стоя, обнажив головы, поют:
Никогда, никогда, никогда
Англичанин не будет рабом!
При этих словах «невольно и самые буйные соседи снимали шапки». Мотив свободы начинает звучать все громче в авторских отступлениях. Повествование все теснее увязывается с современностью, все шире становятся его исторические рамки.
Начиная с пятой главы политика все более занимает умы посетителей кабачка, их будоражат явления социальной жизни. Сдвиги, происходящие в сознании народа, писатель изображает оригинально, в «музыкальном преломлении». Так, Сашка часто играет «Бурский марш», в котором воспевалась героическая борьба маленького народа с английским империализмом. Посетители Гамбринуса неизменно требуют этот марш, выражая тем самым горячие симпатии русского народа к борцам за свободу. В период заключения франко-русского союза Сашка часто играет марсельезу. Но ее перестают заказывать, ибо замечают, что «каждый вечер требуют марсельезу и кричат «Ура!» все одни и те же лица» и, видимо, не без провокационных целей. «Куропаткин-марш» отмечает в Гамбринусе начало русско-японской войны. Однако прилив «патриотических» настроений кончается быстро, и простые люди начинают понимать, что приносит им война. Тогда становится модной «Балаклавская-запасная», названная так потому, что ее привезли балаклавские моряки. И вот уже Сашка целыми вечерами играет грустную мелодию, которую называют также «Страдательной».
События, ранее рождавшие лишь глухие отголоски в Гамбринусе, взрывают будни кабачка. Слабосильного и немолодого Сашку призывают в солдаты и отправляют на поля Маньчжурии. С ним исчезает душа Гамбринуса. Несмотря на все ухищрения хозяев, кабачок начинает хиреть. Но вот талантливый музыкант возвращается, и снова жизнь закипела в старом кабачке. А затем наступает 1905 год.
Сюжет рассказа начинает развертываться острей и напряженней. Сильно и ярко раскрывается трагическая тема мужественного сопротивления человека злу и несправедливости. В самой постановке темы проявляется точка зрения писателя на революционные события, его желание разобраться в тех чувствах, которые поднимали народ на борьбу, показать, как неистребима в трудовом человеке жажда свободы, как велики его душевные силы, способные все преодолеть.
«Однажды вечером весь город загудел, заволновался, точно встревоженный набатом, и в необычный час на улицах стало черно от народа. Маленькие белые листки ходили по рукам вместе с чудесным словом: «свобода», которое в этот вечер безчисла повторяла вся необъятная, доверчивая страна. Настали какие-то светлые, праздничные, ликующие дни, и сияние их озаряло даже подземелье Гамбринуса. Приходили студенты, рабочие, приходили молодые, красивые девушки. Люди с горящими глазами становились на бочки, так много видевшие на своем веку, и говорили. Не все было понятно в этих словах, но от той пламенной надежды и великой любви, которая в них звучала, трепетало сердце и раскрывалось им навстречу... По улицам ходили бесконечные процессии с красными флагами и пением. На женщинах алели красные ленточки и красные цветы. Встречались совсем незнакомые люди и вдруг, светло улыбнувшись, пожимали руки друг другу...»
Уже это взволнованное описание является хорошим ответом тем исследователям жизни и творчества Куприна, которые заявляли, что его увлечение идеями революции не пережило ее разгрома. Хотя уже отгремели бои на баррикадах, но строки, посвященные революции, полны воодушевления, они как бы озарены тем светом, который на время рассеял мрак русской жизни. Вместе с тем рисуемая писателем картина революционного подъема свидетельствует, что у него попрежнему были очень смутные представления о движущих силах революции, о социальных идеях, поднявших народ на борьбу. В «Гамбринусе» ничего не сказано о содержании «пламенных» речей, о том, что эти люди, поднявшиеся на борьбу, намерены разрушить и что построить. Достаточно вспомнить горьковский роман «Мать», социальную конкретность идей, провозглашаемых Павлом Власовым, чтобы — но контрасту — стала особенно ясна отвлеченность социальных и политических воззрений Куприна, проявляющаяся даже там, где он воспевает революцию.
Все это так. Но, повторяем, Куприну нельзя отказать в искреннем, восторженном утверждении того светлого и радостного, что несла революция народу, нельзя отказать в страстном желании увидеть народ свободным. Нельзя ему отказать и в ненависти к реакции с ее разнузданным насилием, гнусным попиранием человеческого достоинства. Прибегая к своему излюбленному приему контрастного противопоставления светлого, возвышенного темным силам, писатель так изображает наступление реакции: «И на весь город спустился мрак. Ходили темные, тревожные, омерзительные слухи. Говорили с осторожностью, боялись выдать себя взглядом, пугались своей тени, страшились собственных мыслей. Город в первый раз с ужасом подумал о той клоаке, которая глухо ворочалась под его ногами, там, внизу, у моря, и в которую он так много лет выбрасывал свои ядовитые испражнения».
А вслед за этой картиной, воссоздающей атмосферу, воцарявшуюся перед началом разгула реакции, следует другая, изображающая жизнь города в период торжества темных сил: «Затем настало странное время, похожее на сон человека в параличе. По вечерам во всем городе ни в одном окне не светилось огня, но зато ярко горели огненные вывески кафешантанов и окна кабачков. Победители проверяли свою власть, еще ненасытясь вдоволь безнаказанностью. Какие-то разнузданные люди, в маньчжурских папахах, с георгиевскими лентами в петлицах курток, ходили по ресторанам и с настойчивой развязностью требовали исполнения народного гимна и следили затем, чтобы все вставали».
Взаимосвязь двух образов — образа Сашки и собирательного образа народа проявляется теперь в особых обстоятельствах. Чувствуя безнаказанность, провокаторы распоясываются. В подвале появляется новый персонаж — провокатор Мотька Гундосый, «рыжий, с перебитым носом, гнусавый человек — как говорили — большой физической силы, прежде вор, потом вышибала в публичном доме, затем сутенер и сыщик, крещеный еврей». |
