О творчестве Куприна » Волков А.А. Творчество А. И. Куприна
    » Глава 5. Накануне бури

В первый период войны Куприн испытывал патриотический подъем, считая, как он писал Ф. Д. Батюшкову, что разгром прусского милитаризма «обеспечит Европе и всему миру полный плодотворный отдых от войны и вечного изнурительного вооруженного мира»^<1>.

Куприн, чрезвычайно редко прибегавший к стихотворной форме, пишет:

Не только слабостью Куприна как поэта объясняется выспренний и слащавый тон этих строк. Ура-патриотической литературе всегда был присущ высокопарно-паточный слог, и не избежал этого фальшивого тона и Куприн в тех случаях, когда он поддавался шовинистическому угару.

Помимо общей смутности политических взглядов Куприна в этих наивных ура-патриотических восторгах сказались и некоторые факты биографии писателя, который готовился когда-то к военной карьере. В «Поединке» он показал психологическое состояние человека, опьяненного «величием» военной службы, ощущающего себя «вождем».

«Легким и лихим шагом выходит Ромашов перед серединой своей полуроты. Что то блаженное, красивое и гордое растет в его душе. Быстро скользит он глазами по лицам первой шеренги. „Старый рубака обвел своих ветеранов соколиным взором“, — мелькает у него в голове пышная фраза в то время, когда он сам тянет лихо, нараспев:

— Втор-ая полуро-ота-а...

Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху, с неба, из солнца... сладкий дрожащий холод бежит по его телу и делает кожу жесткой и приподнимает и шевелит волосы на голове».

Куприну не стоило большого труда «войти в образ» своего героя — образ до некоторой степени автобиографический. Но военная служба в заштатном Проскурове не очень-то баловала героизмом и романтикой. И вот писатель — ужес мировым именем — призван на службу и командует ротой в пехотной резервной части в Гельсингфорсе. Вскоре в одном из его очерков можно прочесть строки, напоминающие переживания Ромашова на смотре:

«...В серой седоватой папахе, с шашкой через плечо, он вел куда-то за собой отряд... солдат... Как радостно быть во главе хоть небольшого отряда. Невольно заражаешься их выносливостью, выдержкой и духом могучим... это войско, с которым можно сделать что угодно!..»^<3>

В отношении Куприна к империалистической войне было много от ранних впечатлений, он в данном случае руководствовался больше чувствами, чем разумом.

И вместе с тем, как правдивый и честный художник, Куприн видел, что не только он сам, но и другие писатели не способны показать подлинную сущность кровавой бойни, воссоздать ее будни. «Все рассказы и стихотворения, какими наводнены наши печатные органы, к сожалению, далеко не литературны и совершенно не правильно живописуют быт войны»^<4>,— огорченно писал он.

Среди произведений Куприна, посвященных теме войны, выделяется рассказ «Канталупы», воспроизводящий обстановку разложения в царских учреждениях в годы великого народного бедствия. Правда, в рассказе не указано время действия, да это и не могло быть сделано по жесточайшим цензурным условиям, но острота поставленной темы и все «приметы» обстановки говорят сами за себя.

Рассказ «Канталупы» написан с той особой, ясной простотой, которой отличаются лучшие произведения Куприна. Это рассказ «бессюжетный»,— описывается день чиновника, нажившего взятками крупное состояние. Вся прелесть этого произведения в великолепно очерченном образе его «героя», чиновника Бакулина, в правдивой, точной живописности бытовых сценок, из которых и состоит рассказ.

Первые из этих сценок — завтрак Бакулина со спекулянтом Рафаловским в ресторане «Торжок» и прием Бакулиным посетителей в ведомстве «поставок, закупок и транспортов» — обрисовывают рабочий день чиновника, а встреча его с семьей, любовная интрижка со свояченицей Софочкой, сладостные минуты ухода за произрастающими в парниках дынями и сцена молитвы перед сном воссоздают голичную жизнь.

Характерная черта нарисованного писателем человека состоит в двойственности его поступков и всего облика. На работе Бакулин — холодный и ловкий делец, циничный взяточник, своего рода психолог, знающий, с кого и как можно сорвать. Дома это мещанин, респектабельный, «лирически» настроенный, окруженный почетом и уважением семьи. И эти свойства обывателя, умиляющегося над взращенными им дынями, принимающего как сладкую награду за «труды» наивное увлечение молоденькой свояченицы, так же органически ему присущи, как и холодное, подлое делячество. Неизвестно, что более отвратительно — спокойная и холодная размеренность совершаемых им преступлений или же его семейная жизнь, проникнутая лицемерием.

Бакулин не лишен некоторой рефлексии. Писатель тонко показывает, как Бакулин-семьянин пытается оправдать Бакулина-взяточника. Куприн использует здесь свой излюбленный прием самораскрытия персонажа. На этот раз самораскрытие, как и в рассказе «Мирное житие», совершается во время молитвы. В углу спальни Бакулина висит лик святителя Николая, который вступился за вора, укравшего кусок хлеба для своей голодной семьи. Этот штрих подчеркивает фарисейство Бакулина. «Я же ведь, если что и беру, то не на роскошь, а для семьи. Пусть живут в холе, без озлобляющей борьбы, добрыми и кроткими. Другие там кутят, пьянствуют, играют, разоряются на женщин, на бриллианты и автомобили... А я... мое немудреное развлечение — одни канталупы, чистое сладостное занятие. Вот, ей-богу, дойду до миллиона и все брошу. Уйду со службы, займусь добрыми делами, буду тайно творить милостыню, церковь построю... не церковь, а так... часовенку... Только бы до миллиона... И потом: ведь все, что мною приобретено, записано не на мое имя, а на имя жены. Я — что же? Я бескорыстен...»

В рассказе при всей его внешней незатейливости содержится большое сатирическое обобщение. Буржуазный накопитель и лицемер предстает во всей своей красе. Рассказ был написан в годы войны, а потому невидимым фоном для «мирного жития» Бакулина явилось всенародное бедствие, и этот фон, хотя и находившийся вне рамок рассказа, зловеще окрашивает фигуры буржуазных стяжателей, для которых народное горе — источник новых прибылей.

Куприна и в этот период не оставляет мечта о создании широкого полотна, раскрывающего всю сложность социальной жизни. Создавая рассказы, он упорно работает над повестью «Яма». Завершение повести несколько задержалось в связи с мобилизацией в армию. В июне 1915 года в сборнике «Земля» было напечатано окончание повести, и... комитет по делам печати наложил на книгу арест.

Повесть «Яма» — наиболее спорное произведение Куприна. Уже опубликование в 1909 году ее первой части в сборнике «Земля» вызвало самые разнообразные и противоположные критические отзывы. И ныне еще не сложилось определенное и устойчивое мнение об этой самой крупной по объему вещи Куприна. Между тем «Яма» всегда вызывала интерес у читателей. Произведение это с его достоинствами и недостатками — плод большого и тяжелого труда писателя.

Собирать материал для повести Куприн начал еще в 90-е годы. Подготовительную работу он проводил очень усердно и тщательно. В письмах к Ф. Д. Батюшкову Куприн просит выслать ему книгу З. Воронцовой «Записки певицы из шантана» и официальные правила для женщин, живущих в публичных домах.

Писатель внимательно изучал печатные свидетельства, архивные материалы. Советской критикой о «Яме» почти ничего не написано, и вряд ли следует целиком соглашаться с мнением, высказанным о повести П. Н. Берковым:

«Непониманием законов общественного развития, признанием низменности человеческой природы объясняется неудача самого крупного по объему и наименее сохранившего для советского читателя значение произведения Куприна — повести «Яма»^<5>.

Непонимание законов общественного развития действительно отрицательно сказалось на идейном и художественном строе повести. Но можно ли требовать от Куприна, чтобы он вскрыл причины возникновения проституции, ставшей одной из самых страшных язв буржуазного общества? И если писатель был не в состоянии вскрыть социальные корни проституции, значит ли это, что повесть не представляет интереса для советского читателя? Проституция и теперь продолжает оставаться кровоточащей язвой в буржуазных странах, и повесть Куприна помимо ее несомненных художественных достоинств имеет немалое познавательное значение. Включение повести в последнее собрание сочинений А. И. Куприна, изданноев 1957—1958 годах, лишний раз свидетельствует об этом ее значении.

Нельзя дать правильную идейную оценку «Ямы» вне конкретной историко-социальной атмосферы, в которой возник и осуществился замысел этого произведения. В России в начале 900-х годов особенно жарко разгорелись споры между «регламентаристами» и «аболиционистами», иными словами, между сторонниками и противниками врачебно-полицейского надзора за проституцией.

Кроме того, с 1908 года началась подготовка к Первому Всероссийскому съезду по борьбе с проституцией, состоявшемуся в 1910 году. Куприн разделял буржуазно-гуманистическую точку зрения, которой руководствовались наиболее передовые участники съезда и которую частично излагает в «Яме» журналист Платонов.

Некоторые из современных Куприну критиков с восторгом встретили повесть.